Я пол-ночи читала маслит, оказавшийся на поверку вовсе не маслитом и больно меня оттого стукнувший. Характерная черта - свои любимые книги я зачастую начинаю читать, переврав название или представив что-то не то. "Хижина дяди Тома" была увидена мною в 9 лет как Хижина дяди Гнома и принята за сборник сказок. Сказки оказались... впечатляющими. Так и эту книгу я прочла как Мадонна капитана Корелли, и скачала на читалку как нечто религиозное. Начинала читать новомодную книжку с кучей сюжетных линий и все еще смеялась, зачем их столько?
А они сошлись. Сошлись в одной точке, на греческой войне.
Автор идет знакомым, в общем-то, путем: сначала знакомит читателя с героями и заставляет их полюбить, а затем... развлекается нещадно. Толстенький священник-алкоголик, греческая семья, в которой доктор-самоучка пыхтит трубкой, врачует весь остров Одиссея от всяческих болезней и пишет на досуге историю Греции, пока его молоденькая дочка вышивает и вовсю флиртует, а ручной козленок флегматично жует написанное автором с утра. Первая волна оккупации острова - итальянцы, смущающеся того, что творят, пытающиеся выучить греческий и сказать на нем "доброе утро" тем, кого они завоевали. Итальяшка, играющий на мандолине докторовой дочке. Огромный гигант в трескающейся итальянской форме, по ночам помогающий доктору распространять листовки против Дуче.
Нет, книжка не идеализирует войну и есть в ней очень и очень страшные, даже грязные куски, но есть и горькое понимание: это было еще цветочки.
А потом на остров приходит вторая волна - немецкая - и сметает все, что уже успелось полюбиться или хотя бы стать привычным - доктора, дочку, козленка, смешного итальянца с мандолиной... Ничего, ничего не осталось, только дымятся костры, на которых сжигают трупы, да ходит по опустевшим улицам местный святой, пачкая заботливо вышитые понахинями ризы в кровь и золу.
Но жизнь неостановима, и на острове Одиссея снова строятся дома, смеются люди, чудом выжившие обещают друг другу больше не разлучаться. Только вот у земли другие планы - и она раздуется и вздыбится, сметая с себя всех, кто имел неосторожность на ней поселиться.
Прокатилось землятресение, уничтожив и сам дом, в котором некогда велась неспешная жизнь, смешаны с землей трубка, рукопись, мандолина...
И только Пелагея, дочка, все еще жива, и все еще ждет своего возлюбленного, итальянца с мандолиной, который обещал вернуться за ней - после войны.
«После войны, когда поженимся, мы будем жить в Италии? Там есть чудесные места. После войны я буду говорить с детьми по-гречески, а ты можешь говорить с ними на итальянском. После войны я напишу концерт и посвящу его тебе. После войны я получу работу в женском монастыре, как Вивальди, буду учить музыке, и все девочки влюбятся в меня, а ты будешь ревновать. После войны у нас будет свой мотоцикл, и мы поедем по всей Европе, ты сможешь давать концерты в гостиницах, и на это мы будем жить, а я начну писать стихи. После войны я буду любить тебя, после войны я буду любить тебя, я буду любить тебя бесконечно – после войны".
Да, читатель уже начинает оживать и ждать привычный хэппи-энд, не правда ли?
А вот зря. Его не будет.
Да, в угоду жанру итальянец уцелеет. И вернется.
И увидит Пелагею, сидящую у дороги с ребенком. С маленькой девочкой-сироткой, которую она подобрала после землятресения. Но о том знаем мы, читатели, и всеведующий автор. А итальянец решит... ну, все поняли, что он решит.
Он уйдет. И ладно бы он просто ушел!
Идут годы, катятся волнами через греческий остров. Стареет девушка, стареет мужчина.
Мужчина, повторяя путь Одиссея, вернется к ней через 40 лет, когда им обоим будет уже под семдесят.
- А ты?!
- А я думал...
Долгая, одинокая, впустую прожитая жизнь. Пепел войны на губах, пепел между страниц, пепел между пальцев. Будь проклята война, будь проклята война.
Еще фильм по книге есть. Интересно будет посмотреть.
А они сошлись. Сошлись в одной точке, на греческой войне.
Автор идет знакомым, в общем-то, путем: сначала знакомит читателя с героями и заставляет их полюбить, а затем... развлекается нещадно. Толстенький священник-алкоголик, греческая семья, в которой доктор-самоучка пыхтит трубкой, врачует весь остров Одиссея от всяческих болезней и пишет на досуге историю Греции, пока его молоденькая дочка вышивает и вовсю флиртует, а ручной козленок флегматично жует написанное автором с утра. Первая волна оккупации острова - итальянцы, смущающеся того, что творят, пытающиеся выучить греческий и сказать на нем "доброе утро" тем, кого они завоевали. Итальяшка, играющий на мандолине докторовой дочке. Огромный гигант в трескающейся итальянской форме, по ночам помогающий доктору распространять листовки против Дуче.
Нет, книжка не идеализирует войну и есть в ней очень и очень страшные, даже грязные куски, но есть и горькое понимание: это было еще цветочки.
А потом на остров приходит вторая волна - немецкая - и сметает все, что уже успелось полюбиться или хотя бы стать привычным - доктора, дочку, козленка, смешного итальянца с мандолиной... Ничего, ничего не осталось, только дымятся костры, на которых сжигают трупы, да ходит по опустевшим улицам местный святой, пачкая заботливо вышитые понахинями ризы в кровь и золу.
Но жизнь неостановима, и на острове Одиссея снова строятся дома, смеются люди, чудом выжившие обещают друг другу больше не разлучаться. Только вот у земли другие планы - и она раздуется и вздыбится, сметая с себя всех, кто имел неосторожность на ней поселиться.
Прокатилось землятресение, уничтожив и сам дом, в котором некогда велась неспешная жизнь, смешаны с землей трубка, рукопись, мандолина...
И только Пелагея, дочка, все еще жива, и все еще ждет своего возлюбленного, итальянца с мандолиной, который обещал вернуться за ней - после войны.
«После войны, когда поженимся, мы будем жить в Италии? Там есть чудесные места. После войны я буду говорить с детьми по-гречески, а ты можешь говорить с ними на итальянском. После войны я напишу концерт и посвящу его тебе. После войны я получу работу в женском монастыре, как Вивальди, буду учить музыке, и все девочки влюбятся в меня, а ты будешь ревновать. После войны у нас будет свой мотоцикл, и мы поедем по всей Европе, ты сможешь давать концерты в гостиницах, и на это мы будем жить, а я начну писать стихи. После войны я буду любить тебя, после войны я буду любить тебя, я буду любить тебя бесконечно – после войны".
Да, читатель уже начинает оживать и ждать привычный хэппи-энд, не правда ли?
А вот зря. Его не будет.
Да, в угоду жанру итальянец уцелеет. И вернется.
И увидит Пелагею, сидящую у дороги с ребенком. С маленькой девочкой-сироткой, которую она подобрала после землятресения. Но о том знаем мы, читатели, и всеведующий автор. А итальянец решит... ну, все поняли, что он решит.
Он уйдет. И ладно бы он просто ушел!
Идут годы, катятся волнами через греческий остров. Стареет девушка, стареет мужчина.
Мужчина, повторяя путь Одиссея, вернется к ней через 40 лет, когда им обоим будет уже под семдесят.
- А ты?!
- А я думал...
Долгая, одинокая, впустую прожитая жизнь. Пепел войны на губах, пепел между страниц, пепел между пальцев. Будь проклята война, будь проклята война.
Еще фильм по книге есть. Интересно будет посмотреть.
-
-
22.05.2015 в 19:03-
-
22.05.2015 в 20:47-
-
29.02.2024 в 10:13Посетите также мою страничку
nvspwiki.hnue.edu.vn/index.php?title=Find_Out_W... порядок открытия физическими лицами счетов в иностранном банке
33490-+