В ту самую ночь, когда Кае, жене торговца тканями Дариуша, приспело время разрешиться от бремени, народилась в Кракове полная луна.
Стоял ноябрь - те его краткие глубокие дни, когда небо светится редким серым светом, кусты боярышника еще не изломаны ветром и алеют ягодами, а воздух ложится в горло свежей сладостью, не колючим морозом. Самое время путнику выйти в дорогу - гниль уже подсохла, а снега еще не намело, тракт сам ляжет под ноги. Самое время доброму хозяину прикрыть поплотнее ставни и законопатить щели.
Это-то и делал старый аптекарь Захария, торопясь успеть до захода солнца, когда в соседнем доме сначала закричала женщина, а потом все разом зашумели, заговорили, затопали, заохали. Шум и гам закрутился клубком, и вылетела из того клубка ниточка - тощая служанка Дариуша, выбежала из дома, дверью хлопнув, заторопилась к аптеке.
Захария стал на пороге, оперся о косяк.
- Чего тебе? - спросил неприветливо, пока девица силилась отдышаться.
Сыпануло горохом:
- Пан Дариуш! Просит! Хозяюшка родит! Просить велел! Привести!
- Это я и сам слышу. А прийти - не приду. Суббота уже.
Мягко закрылась дверь, вытаращила служанка глаза. Хотела заколотить в дом, но занесенная было рука как-то поневоле опустилась. Побаивались в Кракове старого Захарию-аптекаря.
Эх зря, зря Захария отказался идти, зря поспешил замки навесить. Не прошло и получаса, как скользнула на небо небывалая луна-красавица, высветила в Кракове улицы и улочки, трещинки в стенах, щербины на мостовых и сколы на черепицах, и, разглядев всю бедность города, легла в лужи россыпью серебряных монет. Никогда за всю жизнь ни аптекарь, еле сводящий концы с концами, ни проклятый сосед, гой, которому с какой-то радости куда больше повезло с торговлей, не видели такого богатства. И пока сыпалось с неба серебро, пока лунный свет скользил по Кракову, как рука любовника по телу милой, не спал двухэтажный дом, все кричали в нем, стучали и перешептывались за закрытыми ставнями. А потом стихли звуки, угасло лунное свечение и, спеша разбудить блеклый ноябрьский свет, заплакал ребенок, которого позже назовут Фридрихом Беспечальным.