Идет дождь. И я иду, мимо Покровского монастыря вниз, к Благовещенскому собору. Кресты мерцают в тумане, словно огоньки на строительных кранах - чтобы самолет увидел и облетел. Хорошо церквям, их купола от дождя закрывают, а я без зонтика.
Людей мало, тихо, и у земли - оглушительный птичий щебет. Нагнулась посмотреть, а там, в декоративных кустиках, сгрудились воробьи и синички, сидят, мокрые, надутые на голых коричневых ветках, переговариваются возмущенно-радостно, как школьники, которых застало ливнем по дороге в школу: и холодно, и учиться не надо!
И сам куст ветки округлил, шариком надулся. Стою, протянув над ним ладони - воробушек так рядом, что нестерпимо хочется потрогать коричневатые блестящие перья. Мадонна-из-ветвей, поющий куст возле Покровского.
Повседневное чудо.
Людей мало, тихо, и у земли - оглушительный птичий щебет. Нагнулась посмотреть, а там, в декоративных кустиках, сгрудились воробьи и синички, сидят, мокрые, надутые на голых коричневых ветках, переговариваются возмущенно-радостно, как школьники, которых застало ливнем по дороге в школу: и холодно, и учиться не надо!
И сам куст ветки округлил, шариком надулся. Стою, протянув над ним ладони - воробушек так рядом, что нестерпимо хочется потрогать коричневатые блестящие перья. Мадонна-из-ветвей, поющий куст возле Покровского.
Повседневное чудо.